Черный ревун

Род:Alouatta Lacepede, 1799 = Ревуны

Вид:Alouatta caraya Humboldt = Чёрный ревун

Читать видовой очерк:Ревун черный

Черный ревун(окончание очерка, начало см.: Черный ревун)

«Поистине удивительно, — говорит Гумбольдт, — до чего однообразны движения этих обезьян. Каждый раз, когда ветви двух соседних деревьев находятся на некотором расстоянии друг от друга, самец, идущий во главе толпы, цепляется хвостом за ветку и, повиснув таким образом, раскачивается до тех пор, пока не ухватится за ветвь соседнего дерева. Все стадо, вслед за ним, в точности проделывает на том же месте такие же движения».

Хвост у ревунов играет несомненно самую важную роль при движении. Какое бы положение ни приняли обезьяны, они цепляются им за что-нибудь, хватают им и притягивают к себе различные предметы. Они чувствуют необходимость пользоваться хвостом на каждом шагу, чтобы придать уверенности своим медленным движениям. Нельзя сказать, чтобы они лазали дурно: напротив, они даже очень ловки, но никогда не делают далеких, смелых прыжков, как другие обезьяны. Двигаясь вперед по какому-нибудь суку, они до тех пор не выпускают его из рук, пока хвост, которым они вертят во все стороны, не нащупает надежной точки опоры и не обовьется вокруг нее один или два раза. Слезая с дерева, они до тех пор держатся хвостом за ветку, которую собираются покинуть, пока не найдут руками новой точки опоры, а влезая на дерево, держатся хвостом за нижнюю ветку, пока руками и ногами крепко не ухватятся за верхнюю. Хвост сильнее рук, мускулы на конце его настолько сильны, что держат хвост постоянно свернутым, подобно часовой пружине. Ревун может повиснуть на конце своего хвоста, как на крючке, обернув им сучок только наполовину. Он может употреблять это орудие для всевозможных целей и, будучи лишен его, обречен на погибель. Хвост долгое время еще поддерживает тяжесть тела уже мертвого животного, и мускулы хвоста не всегда разгибаются под этой тяжестью. Азара рассказывает, что иногда находят уже полусгнивших ревунов, все еще крепко висящих на своем хвосте.

Не многим другим животным деревья служат таким исключительным местопребыванием, как ревунам. На землю обезьяны спускаются достаточно редко и делают это, вероятно, только тогда, когда не могут напиться, свесившись с низких ветвей. Гумбольдт говорит, что они не могут предпринять не только путешествий, но даже коротких прогулок по ровному месту, а Ренггер называет рассказ индейцев о том, будто бы ревуны иногда переплывают широкие реки, сказкой, выдуманной ими для иностранцев. «Ревуны до того боятся воды, — говорит он, — что если во время быстрого разлива реки они бывают застигнуты водой врасплох на каком-нибудь дереве и отрезаны ею от сообщения с другими деревьями, то скорее умрут с голоду, чем решатся переправиться до другого дерева вплавь. Однажды я встретил стадо обезьян, сидевшее на дереве, которое со всех сторон было окружено водой. Они до того исхудали и были так слабы, что едва могли двигаться. Они объели не только все листья и нижние побеги, но даже часть коры своего дерева. А между тем до ближайшего леса им понадобилось бы проплыть расстояние не более чем в 60 футов». Тот же естествоиспытатель уверяет, что никогда не видел ревунов в открытом поле и никогда не встречал следов их на земле.

Если ревуна не преследуют, то он всегда держится в определенной области, имеющей в окружности не более мили. Семейство часто проводит целый день на одном и том же дереве. Поодиночке они встречаются редко. Члены семьи всегда держатся друг друга. Там, где их часто беспокоят, они гораздо более дики и исчезают уже при первом лае собаки. Когда они прячутся, то так ловко пользуются своими преимуществами, что иногда приходится долго и тщетно искать их, зная в то же время наверное, что они не могли оставить дерева. Охотнее всего ревуны забираются в густую листву вьющихся растений и сидят там без движения. С помощью подзорной трубы иногда можно различить в кусте орхидных растений черную морду ревуна, неподвижно уставившегося на охотника и не сводящего с него глаз, чтобы не упустить ни одного его движения. Однако цвет шкуры старых самцов обычно выдает их, так как она светится между листьями.

«Когда летом утренние лучи солнца разгонят свежесть ночи и туман, лежащий в долинах по откосам гор, тогда маленькое общество ревунов, которое провело ночь, сидя в куче, на ветвях густого дерева, расходится по сторонам. Прежде всего они отправляются отыскивать себе пищу. По утолении голода им остается до наступления душного и жаркого дня еще достаточное количество времени, чтобы предаться сообща своему любимому удовольствию. Само собой разумеется, что у зверя с таким серьезным нравом, как у ревуна, забава лишена той шаловливости, которая характеризует забавы его сородичей. Вот общество подходит к исполинской смоковнице, густая листва которой защищает их от солнечных лучей, а мощные горизонтальные ветви приспособлены как нельзя лучше для прогулок. Глава семьи избирает себе одну из этих ветвей, остальные члены общества по своему усмотрению рассаживаются поблизости, и он, подняв хвост, начинает прогуливаться по ветви взад и вперед с серьезной важностью.

Вскоре вожак издает слабый рев. Вначале это тихие, отрывистые звуки, как у льва, когда тот собирается испытать силу своих легких. Затем звуки, производимые, по-видимому, вдыхательными и выдыхательными движениями груди, делаются все сильнее и все чаще следуют друг за другом; слышно, как усиливается возбуждение певца. Наконец оно достигает высшего предела: промежутки между отдельными звуками становятся все меньше, постепенно исчезают, и звуки наконец сливаются в непрерывный рев. В это мгновение остальными, молчавшими до тех пор членами семейства, как женского, так и мужского пола, овладевает бесконечное одушевление: все они присоединяют свои голоса к голосу запевалы, и ужасный хор около десяти секунд раздается в тихом лесу. Рев оканчивается такими же отрывистыми звуками, какими был начат, но они не так продолжительны, как вначале».

«Голос ревунов, единственный в своем роде среди всего класса млекопитающих, не поражает, безусловно, своей силой, так как не может сравниться в этом отношении с ревом льва или оленя во время течки, но сила его громадна для такого маленького тела, которое обыкновенно бывает не больше крупной лисицы. Часто пытались описать голос ревуна. Однако кто не слышал его сам, тот не в состоянии будет составить себе о нем достаточно ясного представления».

По Ренггеру, ревуны чаще и громче всего кричат в теплое время года, притом как утром, так и вечером. В холодную или дождливую погоду их слышно редко, в ночное время их никогда не бывает слышно. Иногда они ревут по целым часам почти без умолку. Гумбольдт нашел, что рев бывает слышен на расстоянии приблизительно полтора километра, а принц фон Вид полагает, что он слышен еще дальше; однако показание Гумбольдта основано на точном наблюдении, а не на приблизительном расчете.

О рыжем ревуне, обитающем в Гвиане, Капплер говорит: «Он живет небольшими стадами, состоящими редко более чем из десяти штук, среди которых, однако, всегда находится старый самец, который занимает на деревьях более высокое место и управляет этим отвратительным концертом. Каждый раз, когда мне случалось совершенно близко наблюдать этих крикунов, на вершине дерева сидел старый самец, держась передними руками за какую-нибудь ветвь и обвив другую своим длинным хвостом, в то время как другие члены общества — самцы, самки и детеныши — помещались в различных положениях несколько ниже. Вдруг старый самец испускал ужасно хриплый крик вроде «poxy! poxy!» и, повторив его пять или шесть раз, поднимал неимоверно громкий рев; к нему присоединялись все остальные и ревели с такой силой, что можно было опасаться оглохнуть. Рев этот так силен, что в тихие ночи бывает слышен на расстоянии двух часов ходьбы. Не знаю, что побуждает кричать это животное. В колонии полагают, что оно ревет, когда начинается прилив, но это предположение ошибочно, так как обезьяны эти кричат во всякое время дня. Весьма вероятно, что на крик их имеют влияние какие-нибудь особенные явления в атмосфере. Ревун ленив и угрюм: он дрыгает только, когда его преследуют, обыкновенно же лазает по деревьям с большой осмотрительностью, постоянно придерживаясь за что-нибудь хвостом. Будучи пойман молодым, ревун скоро приручается и делается очень доверчивым, играет даже с кошками и собаками, но большей частью остается угрюмым. Если человек, которого ревун любит, удалится на время, то он начинает не переставая издавать хриплые крики, которые в высшей степени неприятны. Ревуны обладают особенным противным запахом, по которому легко узнать в лесу о близости их. Они производят на свет только одного детеныша. Главный враг их — хохлатый орел.

Воздушное жилище ревуна в изобилии снабжает его всем необходимым. Благодаря разнообразию и богатству различных плодов, он никогда не терпит нужды в пище. Кроме плодов он питается семенами, листьями, почками и различного рода цветами, а также, подобно другим обезьянам, вероятно, ест насекомых, яйца и беспомощных птенцов. Ревуны никогда не вредят плантациям, даже в тех случаях, когда проводят целые дни в их окрестностях; древесные листья они предпочитают маису и дыням.

В Южной Америке в июне или июле, иногда уже в конце мая или только в начале августа самка рождает одного детеныша. Гензель уверяет, что размножение ревунов не совладает с каким-нибудь определенным временем года, так как новорожденных детенышей можно находить в продолжение всего года и в один и тот же день добыть как утробных зародышей, так и детенышей самого разного возраста.

У ревунов, по-видимому, никогда не бывает более одного детеныша. В продолжение первой недели после рождения малыш, как и детеныши обезьян Старого Света, висит на брюхе матери, ухватившись за нее руками и ногами; впоследствии она носит его на спине. Самка не выражает ласками своих чувств, как это делают другие обезьяны; однако никогда, по крайней мере в первое время, не покидает своего любимца, хотя впоследствии, когда дитя подрастет, она иногда, обращаясь со страху в бегство, спешно сбрасывает его с себя или насильно сажает на ветку. Индейцы, видевшие это, утверждали, что самка ревунов вообще не любит своих детенышей и относится к ним равнодушно. Но принц фон Вид говорит положительно: «Опасность усиливает заботливость матери, которая, даже будучи смертельно ранена, не покидает своего детеныша».

«К врагам ревунов, — сообщает Гензель, — кроме человека нужно причислить, конечно, таких хищников, которые живут на деревьях, в особенности пуму, оцелота и главным образом гирару, лазящее животное, по строению тела похожее на росомаху.

Я привез с собой череп гирары, убитой днем одним охотником в тот момент, когда она спускалась с дерева, таща крупного самца ревуна, уже наполовину задушенного ею. Внимание охотника привлек ужасный крик всего стада обезьян, и он поспел как раз вовремя, чтобы наказать хищника. Весьма вероятно, что самых опасных врагов ревуны встречают среди птиц. Большая белая хищная птица, которая, как говорят, попадается очень редко и летает только во мраке лесов (вероятно, гарпия), уносит молодых обезьян. Подобно ястребу, летящему над кустарником, мчится она над самыми вершинами деревьев, нападает с налету на беззаботное стадо обезьян и похищает детенышей со спин матерей.

Страх, который овладевает животными при этом неожиданном нападении, так велик, что они не только не защищаются, но даже забывают о бегстве и только с отчаянными воплями закрывают голову руками, как бы желая отстранить опасность». В тех областях Южной Америки, по которым путешествовал Гензель, на ревунов охотятся с собаками.

«Ревун, — продолжает рассказывать Гензель, — очень живуч и не перестает бежать, получив тяжкие раны, от которых другие животные неминуемо должны были бы свалиться с дерева. Даже тогда, когда ревун смертельно ранен и умирает, он нередко ускользает от охотника, особенно если в него попал заряд дроби». Впрочем, лучшие наши ружья не могут сравниться с ужасным и все-таки очень простым оружием индейцев — сарбаканом. Потому-то краснокожим гораздо легче убить ревуна, чем нам. Несмотря на неподражаемую ловкость, с которой индейцы владеют своим оружием, они, кроме того, еще охотно взбираются на соседнее дерево и с вершины его пускают смертельную стрелу в беззаботное стадо. На большей части Парагвая за ревунами охотятся усердно. Мех их в большой цене, а мясо их — любимая пища индейцев. Один из президентов Парагвая велел однажды изготовить из меха черного ревуна более сотни гренадерских шапок. Кроме того, из его шкуры выделывают мешки, черпаки и пр. Путешественники, такие, как принц фон Вид, долгое время питались почти исключительно мясом ревуна. Уверяют, что оно очень вкусно и дает крепкий бульон. Но вид у него во всяком случае отвратительный в особенности когда индейцы, спалив обезьяне волосы или обварив ее, положат в горшок или посадят на вертел, чтобы жарить. Во многих странах Южной Америки европейцы не дотрагиваются до мяса обезьян и считают его самой скверной пищей; индейцы. напротив, большие до него охотники.

Приручением ревунов занимаются в редких случаях, так как воспитание их сопряжено с большими трудностями.

В Европу эти животные попадают очень редко. В Лондонском зоологическом саду несколько лет тому назад жил ревун, пользовавшийся, повидимому, прекрасным здоровьем; но голоса своего он не подавал и этим отличался от других ревунов, звучный голос которых описан выше. Другой экземпляр недавно попал живым в руки одного из наших крупных торговцев зверями, это дало Мютцелю возможность сравнить свое прекрасное изображение ревуна, первое верное из виданных мною до сих пор, с живым экземпляром.